Крымские татары должны идти во власть, чтобы решать, а не накапливать межнациональные проблемы, заявлял и.о. главы Крыма Сергей Аксенов В итоге в крымском парламенте оказалось аж три крымских татарина – все по спискам “Единой России”. В относительных показателях это 2,25%. Крымских татар на полуострове 13%.
И тут всегда можно возразить, что национальные квоты – это условность, что мир живет по другим правилам, что имманентные связи слишком уж имманентны, чтобы на них ориентироваться. И все это верно, если бы не одно но. Тут как в старом анекдоте – иногда один честный человек мешает всему коллективу чувствовать себя порядочными людьми.
Национальное мифотворчество
В Крыму – два миллиона жителей. Из них порядка двухсот пятидесяти тысяч – это крымские татары. Сунниты, ханифитский мазхаб – на практике это означает, что они куда более терпимы ко всему тому, что принято считать светским образом жизни, включая одежду и косметику. Религиозный фактор важен, но не он является ключевым. Крымские татары в массе своей мусульмане ровно настолько, насколько украинцы и русские – православные. Для большинства представителей национального меньшинства ислам – это скорее символ культурного обособления: ни от платков, ни от хиджабов на улицах крымских городов в глазах не рябит. Даже эмиссары из Анкары и Эр-Рияда не смогли привить моду на радикальный ислам – в негласном противоборстве светского и религиозного победа всегда оставалась на стороне первого.
23 года всех пугали тем, что крымские татары придут и всех зарежут, но не пришли и не зарезали. Русские пеняли на крымскотатарские земельные самозахваты, но после русского самозахвата в марте этого года даже вспоминать об этом как-то несерьезно. Крымские татары в основной своей массе всегда были ориентированы скорее на компромисс – доказательством тому могут служить последние четверть века, на протяжении которых полуостров разрывал дугу нестабильности, протянувшуюся от Балкан до Кавказа.
Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Крымские татары, пережившие депортацию и долгий процесс возвращения домой, последние два десятилетия занимались ничем иным как созданием самих себя: заново и в новых условиях. В этом им мало кто помогал – хотя бы потому, что само украинское государство было нацелено не на созидание, а на проедание. Киев воспринимал крымских татар инструментально – как проводника своих интересов на полуострове. В какой-то степени это было взаимным.
Россия и нерусские
Крымские татары были единственной фрондой пророссийским настроения Крыма. В этом нет ничего удивительного – Россия позиционировала себя, как наследника СССР, того самого, что выслал целый народ в Центральную Азию. Сложно солидаризироваться со страной, которая продолжала настаивать, что депортация была наказанием за массовый коллаборационизм. Хотя сами крымские татары никогда не занимались созданием исторического контрмифа о событиях 1941-1945 гг. – как это происходило в Прибалтике или на западной Украине. Здесь не чествовали тех, кто служил в рядах немецкой армии, не создавали им памятники, уважительно относились к ветеранам и дню победы.
Все попытки пророссийских активистов вытеснить крымских татар из числа народов-победителей были настолько же топорны, насколько и глупы. Крымскотатарский исторический нарратив совпадал с коллективным постсоветским – тема ВОВ была идеальным плацдармом для России, чтобы найти точки пересечения с этническим крымским меньшинством. Вместо этого еще за считанные месяцы до событий “крымской весны” генеральный консул РФ в Крыму Владимир Андреев обвинял крымских татар в предательстве и коллаборационизме. И это несмотря на то, что одним из главных героев народа остается Амет-Хан Султан: дважды Герой СССР, заслуженный летчик-испытатель, главный персонаж снятого самими крымскими татарами фильма “Хайтарма”.
Главное отличие крымских татар от крымских русских было в том, что вторые оставались просоветскими, а первые – уже были постсоветскими. Они были элементом той самой реальности, что дрейфовала прочь от империи с ее диктатом общего над частным. Они были исключением из системы, в которой Крым был якорем, удерживающим Украину у российского пирса. Украина сорвалась и уплыла. А якорь – вместе с крымскими татарами – остался.
Зачем нужен меджлис
Когда какой-нибудь Дмитрий Ярош твердит о том, что с помощью крымских татар надо устроить партизанскую войну в Крыму – он мало отличается от колективного Путина. Тому ведь тоже все равно, с чьей помощью создавать ДНР на месте еще недавно мирного Донецка. Разве только крымские татары – куда большая вещь в себе, нежели население восточных областей Украины. Потому что в восточных областях Украины живут люди, которые позиционируют себя не столько как украинцев или русских, сколько как “жителей Донбасса”. При необходимости они всегда могут сменить свой маркер идентичности, уехать на запад или на восток. А крымские татары себе этого позволить не могут. У них нет родины вне Крыма.
“Крымская весна” сломала архитектуру планов у многих людей на полуострове. Но лишь крымские татары оказались в ситуации, когда сломанная картинка будущего сочетается с невозможностью бегства от новой реальности. В этом состоит их проблема – та самая, которой не имеют те же крымские украинцы.
Зато у крымских татар был меджлис – главный центр их собственной негосударственной субъектности. Это не была общественная организация – более того, меджлис всякий раз отвергал настойчивые предложения украинских властей зарегистрироваться в подобном статусе. Потому что для него это понижение статуса – меджлис позиционировал себя как этническое правительство. Это был аргумент, в том числе, и для того, чтобы добиваться статуса “коренного народа” и претендовать на национально-территориальную автономию.
Все минувшие годы именно меджлис был союзником Киева в крымских делах. На местных выборах он поддерживал одну из общеукраинских политсил на полуострове – за счет чего она могла рассчитывать на 10-12% голосов крымчан – в обмен на пару депутатских мест для лидеров меджлиса в Верховной раде Украины. Но теперь система сломана. В России не существует никаких центров субъектности вне государства, а потому меджлис будет разрушен, разогнан и маргинализирован. Крымские татары не поставлены вне закона – им будут давать посты во власти, если они признают новое гражданство полуострова. Но не ранее.
Именно поэтому Россия, разрушая прежнюю систему, воспроизводит схему из Григория Горина: “Присоединяйтесь, барон”. Метод Москвы понятен – деньги и допуск во власть. Всех примут и устроят, если они будут похожи на Кадырова в своей публичной риторике. И наоборот.
Кто-то – как экс-заместитель главы меджлиса Ремзи Ильясов – уже внял уговорам, став вице-спикером. Кто-то – как глава меджлиса Рефат Чубаров – отказался, из-за чего лишился права въезжать на полуостров. Но в любом случае Россия пытается развести понятия “крымские татары и меджлис”. Поэтому для российского обывателя никакого притеснения крымских татар нет – есть лишь наведение порядка в отношении одной конкретной “мятежной организации”. А для украинца речь идет об уничтожении системы национального представительства – курултая и меджлиса.
Кроме того, в сознании многихз российских обывателей крымские татары из Крыма и татары из Татарстана – суть одно и то же (несмотря на то, что это два абсолютно разных народа). И для таких обывателей прилагательное “крымские” – лишь геотэг, уточнение места проживания, а не неотъемлемая часть названия народа. Поэтому для россиян нередко непонятно, какой такой самостоятельности и субъектности хотят люди, у которых в Татарстане есть протонациональное государство. Мол, есть же у них в Казани все, чего они в Крыму-то хотят? Удобная схема, развенчивать которую никто особенно не спешит.
Сами по себе
А еще все двадцать три последних года крымских татар упрекали в том, что они не спешили интегрироваться в крымскую реальность. Как минимум, в том смысле, что они оставались вещью в себе. Хотя, если разобраться, в этом не было ничего удивительного.
Причина в том, что интегрироваться, собственно, последние двадцать три года было некуда. Олигархический дарвинизм не более снисходителен к татарам, чем к русским: выжимание соков из малого и среднего бизнеса, равно как и пренебрежение бюджетниками, одинаково касалось всех. Отсутствие социальных лифтов, мародерская политика чиновников всех мастей и стремительно крепнущее ощущение бесперспективности – тоже никому не нравились.
Все последние четверть века Крым был заперт в тупике собственного мироощущения. Он не смог встроиться в новую реальность экономически, оставшись беспомощной дотируемой областью в составе страны. У него не было сверхидеи и сверхсмыслов, кроме как превращаться в регион отельной обслуги. В этот заповедник второстепенной ностальгии не хотелось интегрироваться. Ни на личном, ни на коллективном уровнях. Крымские татары это чувствовали, и понимали, что их восточно-мусульманская традиция взаимопомощи – это хоть какая-то гарантия выживания. Интегрироваться имеет смысл лишь тогда, когда новое качество будет привлекательнее старого.
Майдан родил шанс для страны на пересборку Украины по новым правилам – но крымские татары не успели им воспользоваться. “Крымская весна” отобрала у них революцию, подарив взамен контрреволюцию. И теперь они оказались на перепутье.
Потому что каждому из них Россия готова предложить то самое – из Горина – “присоединяйтесь, господин барон”. Но давать красивые, резкие и однозначные ответы легко лишь в том случае, если ты герой фильма. А в жизни никто и никому хеппи-энды не гарантирует. Поэтому, прежде чем кого-то судить, стоит для начала попытаться его понять.
