“Грабили, убивали и все сжирали”. Рассказ женщины, сбежавшей из русской оккупации

Поведение современных захватчиков практически не отличается от немецких военных – расстрелы гражданских, ограбление местного населения и кражи пищи у крестьян.

“Млеко, яйцо, шнеле”, – всю жизнь вспоминала бабушка любимую фразу голодных немцев, заходивших в деревню.

“Куры, индюки, яйца – все сожрали. Мало того, что грабили, еще и все сжирали”, – рассказывает BBC Украина про две недели жизни под российской оккупацией жительница одного из сел на севере Киевщины Светлана (имя изменено в интересах безопасности).

Ей с семьей удалось вырваться из территории, которая уже на второй день войны стала русским тылом.

То, что она рассказывает о жизни под российской оккупацией, можно было представить только в каком-нибудь фильме о Второй мировой, ужасы которой снова приходится переживать украинцам из-за вторжения России.

“На второй день войны у нас разгромили все магазины, поэтому с этого времени продуктов уже взять было негде”, – рассказывает Светлана.

Русские оказались в деревне на второй день войны. Тогда же исчез свет.

Колонны танков и другой техники постоянно следовали из Беларуси по транзиту.

Россияне сделали из села что-то вроде тыловой базы, выгнали из домов много людей, чтобы самим в них вселиться.

“Знаю о 15 людях с детьми, которых выгнали на улицу”.

“Поели у многих людей живность, которая была – куры, индюки – все сожрали. С погребов забрали пищу, иногда вчистую все подчищали”, – вспоминает она.

Мародерством, по ее словам, преимущественно занимались россияне. И еду воровали именно они.

Поведение военных россиян, по словам женщины, отличалось от поведения чеченцев. Эти две группы оккупантов она быстро научилась различать.

“Такое впечатление, что россияне были на самообеспечении”, – добавляет Светлана.

У россиян, как вспоминает она, был совсем плохой паек. “Маленькая галетная печень, какой-нибудь паштетик и маленькая баночка риса с овощами”.

“Россиянам есть было нечего фактически, потому и обворовывали местных”.

Именно россияне, по ее словам, массово грабили бытовые вещи крестьян.

“Крали из домов все, что можно было воровать. Танк один у них здесь сгорел. Полезли ребята посмотреть. А там духи, фены, детские коляски. Такое впечатление, что хотели домой что-то привезти”, – рассказывает Светлана.

У некоторых соседей из дома выносили все, кроме больших диванов.

Зато чеченцы вели себя по-другому. Они гораздо лучше обеспечены, а потому и грабили меньше.

“Чеченцы имели определенные принципы – не выгоняли из домов, если были дети, хорошо относились к пожилым людям”, – вспоминает Светлана.

Чеченцы занимали самые лучшие дома, где было тепло.

Даже иногда сухпайками делились своими, которые лучше, чем у россиян.

“Когда у знакомой группа чеченцев из дома съезжала на ротацию, то даже принесли извинения, сказали, что хороший народ украинцы, а их обманули и бросили на войну против украинцев. Что-то говорили, чтобы Аллах их простил”, – вспоминает женщина.

Однако именно эти чеченцы и убивали украинских гражданских в селе, когда видели человека, который пытался уехать или снимал что-либо на телефон.

“Чеченцы расстреливали гражданских мужчин, женщин и детей. Много было случаев, когда расстреливали мирных жителей. Я лично знаю несколько историй расстрела, где-то десять человек”, – говорит Светлана.

Первое убийство произошло в первый день оккупации – ехала машиной женщина, мужчина и ребенок.

“Они увидели много техники и танков, остановились, на них навели дуло танка, машина остановилась на расстоянии. Постояла, никаких указаний не было. Муж начал сдавать назад и здесь по ним дали очередь из пулемета”, – с ужасом рассказывает Светлана.

Еще один пример – папа с дочерью хотели забрать раненую мать из соседнего села. Мужчина на бусике уехал с ребенком, а их чеченцы автоматной очередью убили.

Еще одному знакомому в центре села в машине просто прострелили голову и взорвали машину из какого-то оружия.

“Расстреливали без предупреждения всех, кто снимал на телефон, – какое-то движение техники или что-то подобное. Стояли у себя во дворе за воротами – убивали”.

Подростков практически не убивали – дети сидели дома.

“Один человек снимал со двора колонну. Ему прострелили в ногу. Он начал ползти, а они его вблизи добили”.

Хотя вне этих расстрелов чеченцы иногда вели себя хорошо, так рассказывает женщина.

Вспоминает случай, когда россиянин пытался изнасиловать девушку. Чеченцы его очень сильно избили. Женщина говорит, что ей известна только одна попытка изнасилования со стороны русских военных в деревне.

“Все видели, что чеченцы и россияне в плохих отношениях. Они между собой дерутся постоянно”, – утверждает она.

Если чеченцы занимали себе дома в центре, то россияне – боковые улицы.

Русские вселились также в школу, где скрываются люди, которых выгнали из домов.

У школы они поставили технику, там постоянно стоят три танка.

У них не было телефонов, говорит Светлана. Поэтому они отбирали их у людей и звонили по телефону домой.

Даже у чеченцев не было сигарет – “стреляли” в местных мужчин, когда видели.

Женщина вспоминает, что сначала россияне были молодые и даже пугливые, когда обыскивали, руки тряслись.

А впоследствии их заменили более серьезные мужчины под сорок лет, с виду профессиональные военные, а не “грязные, прыщавые и ободранные”, которые были сначала.

Но всех их местные боялись – расстрелов, грабежей и всего остального. Хотя ходить пешком по селу они разрешали.

А еще обстрелы – каждый вечер со всех сторон были обстрелы.

Сами же чеченцы и россияне очень боялись окрестных лесов.

“Однажды прошел слух, что из леса будут выходить наши партизаны. Они так испугались, что еще долго тот лес просто так обстреливали наугад”, – вспоминает женщина.

Над селом постоянно в темную часть суток летали огромные русские вертолеты. Так низко, что боялись, чтобы не задели крыши домов.

“Они долетали в район церкви, а дальше возвращались в Беларусь. Никто не понимал, что они делают. Но впоследствии из церкви рассказали, что эти вертолеты забирают своих убитых. Возле церкви сделали какой-то хаб, так их оттуда забирали”, – рассказывает Светлана.

От их села до ближайшего крупного белорусского города Мозырь около 180 километров.

На 14-й день войны крестьянам сказали, что местный батюшка будет раздавать продукты.

Женщины собрались и ушли, три часа стояли в очереди.

“Когда нам дали пайки, заглянули в сумку, они были русские. А мы думали, что это от наших”, – вспоминает Светлана.

Женщина с семьей сбежала из села через несколько недель от начала оккупации.

“Пошли слухи, что будет коридор. Поехали на свой страх и риск, скорость 30 км, окна открыты, везде надписи “дети” и простыни белые. Так мы три КПП российских проехали”, – рассказывает Светлана.

Тысячи людей шли пешком к взорванному мосту – последней позиции россиян.

Там работники “Красного креста” переводили их пешком через бочки с деревянными пеллетами. А с другой стороны, уже подбирали украинские военные.

Северо-запад Киевщины сильно пострадал от попытки России взять Киев. Ирпень, Буча, Гостомель, Ворзель – эти населенные пункты почти уничтожены. А деревни севернее, как и городок Иванков, оказались в тылу россиян.

От людей, которым удается убежать оттуда, раздается все больше историй об ужасах оккупации.

Россия продолжает настаивать, что ее военные не убивают гражданских, а только военных.